ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ ПРАВО
ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО ОБ ОБРАЗОВАНИИ Информационный портал
 

2.2. Общий университетский устав 1835 г. и углубление вузовской реформы

Нормы первого устава все более входили в непримиримые противоречия с традиционными устоями русской жизни, и постепенно происходила их существенная корректировка.

С приходом С. С. Уварова к руководству образовательным ведомством подготовленный в течение шести лет проект нового устава был отправлен для доработки с учетом опыта устава открытого указом от 8 ноября 1833 г. университета св. Владимира в Киеве. В комитете по подготовке устава в острой борьбе проходило обсуждение многих его пунктов, и особенно жаркая полемика развернулась по вопросу о выборности профессоров. За сохранение выборности выступало большинство комитета. Противоположную позицию отстаивал товарищ министра граф П. Протасов. Не получив поддержки в комитете, он писал в особой записке: «Нисколько не разделяя мнения некоторых членов комитета, что лица, составляющие область наук, должны быть изъяты из общих правил и иметь самостоятельность, которая не присвоена даже важнейшим государственным чиновникам в России, я, напротив, думая, что в сей области управления чаще, чем во всякой другой, предоставляет собой случаи, в коих надо начальнику, облеченному высочайшим доверием для главного наблюдения за правильным ходом оной, дать самую прямую и решительную власть, не зависимую от партий и интриг, столь часто колеблющих действия ученых сословий».

Право министра назначать профессоров, по мнению автора, было обусловлено необходимостью предупреждения «могущего случиться противодействия направлениям правительства со стороны университетов, столь легко увлекаемых гибельными теориями века и всегда более или менее подверженных заразе чужеземных примеров». Это право, «будучи сообразно с духом прочих государственных учреждений в нашем Отечестве, усилит еще более основную мысль нового устава -сблизить, наконец, наши университеты, бывшие доселе только бледными оттенками иностранных, с коренными и спасительными началами русского управления». Вопрос был решен высочайшей резолюцией Николая I:«Совершенно согласен с графом Протасовым».Выделенные нами курсивом слова характеризуют стремление русских деятелей ориентироваться не на западные образцы, а на традиционные ценности.

Однако С. Уварову и М. Сперанскому удалось убедить императора в нецелесообразности такой нормы, противоречащей принятым во всем образованном мире принципам. И главным аргументом при этом послужила не ссылка на несоответствие современным условиям норм, регулировавших жизнедеятельность германских университетов ХV в. Они руководствовались в данном случае не историческими аналогиями, которые всегда хромают, а скорее жизненным опытом и здравым смыслом. По свидетельству С. Рождественского, М. Сперанский ограничил свою аргументацию резонным доводом: «Не лучше ли предоставить министру предлагать кандидатов совету через попечителя. Действие будет то же, но не будет повода к укоризне в самовластии». И он был услышан.

В высочайшем указе от 25 июля 1835 г. о введении нового устава говорилось: «Утвердив в 25 день июля сего года положение об учебных округах Министерства народного просвещения, Мы обратили деятельность университетов наших на существенную пользу наук и публичного воспитания (вот она, главная идея Петра! -Авт.). Желая довершить устройство высших учебных заведений и поставить их на ступень, им следующую, Мы признали за благо даровать им новое учреждение, более приспособленное к их дальнейшему усовершенствованию. На сей конец, под собственным руководством нашим, составлен в Комитете устройства учебных заведений проект общего устава императорских российских университетов с принадлежащими к нему штатами. Находя сей проект соответствующим предначертаниям нашим, Мы утвердили оный вместе со штатами университетов: Санкт-Петербургского, Московского, Харьковского и Казанского, повелевая привести сии узаконения в действие по предварительному соглашению Министерства народного просвещения с Министерством финансов».

Как видно уже из указа, необходимость принятия нового устава была обусловлена стремлением властей к улучшению всей постановки университетского образования, для чего было необходимо направить деятельность университетов «на существенную пользу наук и публичного воспитания» и в связи с этим повысить уровень университетского образования. Учитывая сложившуюся в стране общественно-политическую ситуацию, можно понять стремление властей усилить именно научную и воспитательную составляющие университетского образования. Для этого и предпринималась глубокая реформа образовательной системы страны сверху донизу, начиная с учебных округов. И университеты были освобождены от несвойственной функции управления системой образования своего округа, с тем чтобы сосредоточиться на основной собственно образовательной деятельности.

Да и содержание устава не дает оснований для утверждения, что власти были озабочены заимствованием зарубежного опыта и стремились к идентификации с немецким классическим университетом. Напротив, речь шла о дальнейшем утверждении русской модели, основанной на усилении роли университетов в развитии российского общества, и одним из главных элементов нового курса было активное участие властей в формировании учебных планов и программ. Иными словами, речь шла о вторжении в святая святых западной университетской демократии - в сферу академических свобод и университетской автономии. И новый устав лишь закрепил наметившуюся тенденцию к повышению уровня академической работы. Для этого приходилось все более решительно и властно вмешиваться в ход основной или учебной деятельности высшей школы, что и обеспечивалось усилением управленческой вертикали и управляемости университетами в целом.

На нормах второго общего университетского устава отчетливо просматривается сложная и противоречивая динамика русской модели образования. И она характеризуетсявектором, направленным не к идентификации с западными университетами, а от распространенной на Западе практики. Три главные такие новации явно выражены уже в преамбуле, а затем конкретизированы в соответствующих разделах устава. Это а) высокий государственный и общественный статус университета; б) система управления и подчинения; в) регламентация учебно-воспитательного процесса.

Подчеркнем, многое здесь впервые входило в практику университетской жизни, и, прежде всего, университеты Запада не знали регламентации учебного процесса, до которой не опускался, как утверждает Д. Сапрыкин, немецкий классический университет. И на поверку не найти ни в самом уставе, ни в документах и материалах о процессе его выработки, отложившихся в архивах, как бы мы ни искали, следов мифической идентификации с немецкой классической моделью. Напротив, новый устав закрепил и усилил общую тенденцию к отходу от распространенной на Западе практики университетского строительства.

Устав открывается провозглашением высокого статуса университетов: «Все российские университеты состоятпод особым покровительством(курсив наш. -Авт.) ЕГО ИМПЕРА-ТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА и потому носят имя ИМПЕРАТОР-СКИХ». Особое покровительство главы государства и есть начало русской модели университета, заложенное Петром Великим.

В главе первой, озаглавленной «Общие положения», следуют нормы:


1. Университет составляется: 1) из определенного числа факультетов, 2) из совета, 3) из правления.

2. В полном составе университета полагаются три факультета: философский, юридический, медицинский.

3. Каждый факультет состоит из учащих и учащихся. Число первых определяется штатом, но может быть увеличено по мере надобности. Они разделяются на профессоров, адъюнктов и лекторов.

4. Каждый факультет имеет своего декана, а философский двух по числу его отделений. Все факультеты в совокупности подчиняются ректору.

5. В совете университета, под председательством ректора, присутствуют ординарные и экстраординарные профессоры.

6. Правление университета составляют под председательством ректора деканы и синдик.

7. Все российские университеты состоят под особенным покровительством Его Императорского Величества и потому носят имя императорских.

8. Каждый университет, под главным ведением министра народного просвещения, вверяется особенному начальству попечителя.

9. Настоящим уставом определяются: 1) состав и предметы ведения каждого факультета; 2) предметы и обязанности совета; 3) предметы и обязанности правления; 4) порядок определения и главные обязанности лиц, принадлежащих к университету; 5) порядок курсов, лекций, задач и испытаний; 6) права и преимущества университета; 7) особенные установления при университете, и 8) учебные и вспомогательные пособия.

10. Статьи настоящего устава имеют силу и действие во всех вообще российских университетах, кроме тех изъятий, кои постановлены для университета Дерптского, в особенном его уставе, и для университета св. Владимира - в проекте правил для него на время.


Рассматривая в этом ракурсе соответствующие статьи устава, нетрудно убедиться, что, несмотря на заметно более сжатый и лаконичный язык устава за счет освобождения от излишней риторики, налицо существенное приращение нормативно-пра-вовой базы, связанное с конкретизацией заемных принципов университетской организации, их развитием в процессе реализации на русской почве. Это заметно и по статьям 1, 2 и 3, уточняющим организационную структуру и состав университета, и по статье 10, говорящей об особенных уставах для университетов Дерптского и Киевского св. Владимира. Это тоже составляет особенность университетской системы православной по преимуществу России, пишущей для Дерптского и Киевского университетов особые уставы с учетом особенностей католической веры.

Статьей 8 вводится существенное уточнение в управленческую схему университета, согласно которому университет, под главным ведением министра народного просвещения, «вверяется особенному начальству попечителя». Казалось бы, говоря о попечителе, новый устав повторяет подобную норму первого устава. Но при ближайшем рассмотрении налицо существенное развитие положения. Если в первом уставе говорилось просто об одном из членов Главного управления училищ, на которого возлагалось особое попечение об университете, то теперь речь идет об «особенном начальстве попечителя». О том же свидетельствует целый раздел устава, посвященный попечителю. Он формировался в ходе первого этапа вузовского строительства по мере накопления опыта и обретения первых уроков централизации, преподаваемых русской жизнью. И как бы материализовался из идей, заложенных создателями уставов и нашедших отражение в отдельных частных статьях первого устава.

Впервые специальное положение о попечителе и его помощнике появляется именно в уставе 1835 г., знаменуя новый крупный шаг в становлении и утверждении на мировом образовательном поле русской модели университета. И сразу попечитель, как новая в университетском мире фигура и функция, представлен весьма сильными нормами. В уставе ему посвящен особый раздел, озаглавленный «О попечителе и его помощнике». Заметим, что в отличие от остальных уставов ХIХ столетия второй устав не выделил особо управленческую вертикаль, а поместил регулирующие ее деятельность нормы в главу пятую под рубрику определения и увольнения лиц, принадлежащих к университету. Этот порядок в других уставах не наблюдался.

Вернемся к тексту устава:


47. Попечитель университета определяется именным высочайшим указом.

48. Попечитель употребляет все средства к приведению в цветущее состояние университета, строго наблюдает, чтобы принадлежащие к нему места и лица исполняли неупустительно свои обязанности. Он обращает внимание на способности, прилежание и благонравие профессоров, адъюнктов, учителей и чиновников университета, исправляет нерадивых замечаниями и применяет законные меры к удалению неблагонадежных.

49. Выключая особенные случаи, попечитель имеет постоянное пребывание в одном городе с университетом, отлучаясь только для осмотра округа.

50. В бытность в Санкт-Петербурге попечителя, он присутствует в Главном правлении училищ, коего он член по сему званию.

51. В важных, не терпящих отлагательства случаях попечитель сам собою принимает надлежащие меры и доводит о них немедленно до сведения министра.

52. Попечитель по своему усмотрению может председательствовать в совете и правлении.


Значительное развитие в уставе получают вообще отношения управления и подчинения, где статус, права и обязанности органов управления конкретизированы в статьях 6, 34, 95. Вот они:


6. Правление университета составляют под председательством ректора деканы и синдик.

<…>

34. Синдик, заведуя канцелярией правления, присутствует в оном наравне с прочими членами.

<…>

95. Синдик, избираемый попечителем из чиновников, имеющих ученые степени по юридическому факультету, утверждается в сем звании министром. Должность синдика не соединяется ни с какой другой должностью.


Как видим, по новому уставу возрастало значение административной вертикали, прежде всего попечителя учебного округа и ректора как его представителя в университете. Ректору предоставлялось право реального контроля над ходом и качеством преподавания. Совет университета был освобожден от несвойственных ему хозяйственных дел и сосредоточен на решении проблем основной, т. е. учебной и научной, деятельности. В целом управление университетом существенно упростилось и стало более действенным. Попечителю отведена центральная роль и в университетской иерархии. Он по своему усмотрению назначает заседания совета и может взять на себя функцию председательствующего. Такое положение явно противоречило принятым на Западе элементарным требованиям и нормам университетской демократии.

Вопросы учебной деятельности университета регулируются также рядом статей в главе V устава, где рассматриваются права и обязанности должностных лиц. А в разделе «О ректоре» содержатся следующие нормы:


62. Ректор, имея ближайшее попечение о благоустройстве университета, наблюдает: 1) чтобы принадлежащие к оному места и лица исполняли в точности свои обязанности и 2) чтобы университетские преподавания шли с успехом и в надлежащей постепенности.

63. Ректор имеет право делать выговоры и замечания профессорам и зависящим от него чиновникам в случае замеченных с их стороны упущений и неисправностей.


Нормы, регулирующие вопросы «количества и качества образования», также содержатся в статьях раздела устава, озаглавленного «Порядок определения чиновников по нравственной и учебной части»:


71. Особенный и ближайший надзор за нравственностью всех учащихся в университете поручается инспектору.

72. Инспектор состоит под непосредственным начальством попечителя.

<…>

74. Инспектору дозволяется присутствовать при испытании студентов. Он приглашается в потребных случаях в заседания правления и имеет в оном голос наравне с прочими членами.


Нормы, связанные с отправлением основной функции университета - учебной, занимают центральное место в уставе 1835 г., именно они и претерпели большое развитие. Учебная деятельность регламентируется, прежде всего, в главе III «Предметы и обязанности совета»:

30. Предметы занятий совета суть: <…> 4) Общее соображение о распределении курсов и времени преподавания в университете. 5) Рассмотрение представлений факультетов и в особенности протоколов испытаний на получение ученых степеней. 6) Исследование упущений профессоров в исправлении порученных им должностей. 7) Главное распоряжение учебными и вспомогательными при университете пособиями и заведениями. 8) Окончательное суждение о сочинениях и переводах, предполагаемых к чтению в торжественных собраниях или к печатанию иждивением университета. 9) Рассуждение по предложениям попечителя о делах училищных, требующих ученых соображений, как-то: об усовершенствовании преподавания наук, об учреждении дополнительных курсов, о принятии в руководство книг и других учебных пособий, согласно с 12 статьей высочайше утвержденного в 25 день июля 1835 г. Положения об учебных округах.

31. По прошествии каждого месяца совет представляет попечителю выписку из протоколов заседаний, а по истечении года полный отчет о главных действиях и распоряжениях своих, который представляется министру.

32. Совет, с утверждения попечителя, назначает ежегодно день для торжественного собрания университета. В сих собраниях произносятся профессорами речи, читаются отчеты, провозглашаются имена выпускаемых с аттестатами студентов, раздаются им шпаги и дипломы на ученые степени.

<…>

84. Совет, в случае нерадения преподавателей и чиновников, зависящих от его выбора, и при безуспешности сделанных им о том ректора подтверждений, обязан представить об удалении их от должностей, и не иначе однако же как по приговору, утвержденному по крайней мере двумя третями голосов в совете. Для исполнения таковых приговоров испрашивается разрешение министра.

85. Должность профессора заключается: 1) в полном, правильном и благонамеренном преподавании своего предмета, 2) в точном и достоверном сведении о ходе и успехах наук, им преподаваемых, в ученом мире, 3) в заседаниях в совете, факультетских собраниях и правления, смотря по назначению каждого.

86. Профессор обязан преподавать предмет свой не менее 8 часов в неделю. От ректора, по причинам других, со званием его сопряженных занятий, требуется только половинного числа лекций. При сем, дабы возложенные на него курсы преподавались вполне, определяется какой-либо из его предметов адъюнкту, испрошением на сие утверждение попечителя.

87. Профессоры прилагают равное старание к обучению каждого из студентов, посещающих его лекции, и в конце семестра удостоверяются посредством словесных вопросов, с успехом ли слушатели их следуют за преподаванием.

<…>

90. Адъюнкты суть помощники профессоров, разделяющие с ними по назначению совета преподавание и занимающие за болезнью или отсутствием профессора их кафедры.


Наконец, проблемы того же порядка довольно подробно рассматриваются в специальной главе VI, закрепляющей «Порядок курсов, лекций, задач и испытаний».


100. Университетское преподавание вообще разделяется на полугодия. Полный курс по факультетам философскому и юридическому продолжается четыре года, а по медицинскому пять лет.

101. Университетские вакации назначаются два раза в год: с 10 по 22 июля и с 20 декабря по 12 января.

102. Полугодичные лекции должны непременно оканчиваться с истечением полугодия, на сей конец оные распределяются таким образом, чтобы не было надобности усиливать часы преподавания с приближением к новому полугодию.

<…>

105. Медали раздаются в торжественном собрании, по прочтении составленных в факультетских обозрениях содержания присланных на задачи ответов.

106. Рассуждения, доставившие награды сочинителям, дозволяется, по усмотрению совета, печатать на счет университета.


Данный устав отличает государственная постановка контроля над качеством преподавания, который регулируется следующими нормами:


I. Испытание во время курсов и по окончании оных


108. Всем студентам в течение полного курса наук и по окончании оного производятся испытания по правилам, какие изданы будут от Министерства народного просвещения.


II. Испытания на ученые степени


109. Советам университетов предоставляется право возводить в ученые степени по факультетам. Степени сии суть: кандидат, магистр и доктор.

Примечание.О возведении в ученые степени по медицинской части и о присвоенных сим степеням правах и преимуществах существуют особые постановления, которые остаются в полной силе и по отношению к медицинским факультетам в университетах.

110. Предстать на испытание для получения ученых степеней могут не только студенты, завершившие курс наук в университетах, но и посторонние, как служащие, так и неслужащие.

111. Испытание на ученые степени производится по принадлежности в одном из факультетов, при двух или трех не принадлежащих к оному профессорах, назначаемых депутатами от совета.

112. Ищущие ученых степеней подвергаются испытанию по порядку, в каком следует одна степень за другой, и в установленные сроки. Студенты, окончившие с отличным успехом курс наук в Университетах, могут быть прямо удостаиваемы степени кандидата; прочие их товарищи и студенты лицеев, получившие одобрительные аттестаты и право на классные чины, допускаются немедленно к испытанию в кандидаты; через год по получении сей степени - в магистры, и через год по получении сего звания - в доктора. Если желающий получить ученую степень не слушал лекций в университете или лицее, то должен выдержать прежде студенческое испытание.

113. Чиновники, находящиеся на службе, могут, с согласия своего начальства и с дозволения попечителя, посещать университетские лекции и приобретать ученые степени на общих правилах. Не служащим чиновникам разрешается пользоваться университетским преподаванием на том же основании.

114. Иностранцы, получившие степень доктора в других государствах, допускаются к испытанию в российских университетах на степень магистра, а через год по приобретении оной - на степень доктора.

115. Подробные правила испытаний на ученые степени определяются особым положением.


И наконец, в главе VII «О правах и привилегиях университетов» имеется специальный раздел III «Ученые общества», в котором содержатся нижеследующие нормы, регулирующие важные в университете проблемы научного творчества:


164. Университеты могут учреждать особые ученые общества для усовершенствования совокупности изысканиями какой-либо определенной части наук, каковы суть: Общество российских древностей, Общества минералогические и тому подобное.

<…>

166. Уставы ученых обществ не могут иметь действия без утверждения министра народного просвещения.


Конечно, уставные нормы несли на себе следы западного влияния, причем налицо черты и немецких, и французских университетов, но они были адаптированы к русским условиям. Обратим внимание на появившуюся в уставе статью 114, содержащую новую для отечественной образовательной практики по своей постановке норму, регулирующую сложные отношения с иностранными учеными, в которых не заметно никакого пиетета в отношении западных университетов и вышедших из их стен специалистов. Напротив, налицо известное недоверие к зарубежным докторским степеням, для чего и вводилась специальная норма, предостерегающая русские кафедры от недостаточно подготовленных научно-педагогических кадров.

Таковы статьи, регламентирующие учебную деятельность университетов. Поскольку устав получил острую критику в литературе за бюрократизм и подавление демократических гарантий и свобод, присмотримся к внесенным новациям и всем изменениям с особым вниманием. Прежде всего, произошли существенные изменения в самой структуре университета: вместо четырех отделений или факультетов в новом уставе выделено три факультета, вместо имевшегося ранее отделения нравственных и политических наук вместе с отделением словесных наук появился философский факультет с двумя отделениями - философским и физико-математическим. В то же время из части отделения словесных наук выделился и оформился в самостоятельную университетскую структуру юридический факультет. Но наиболее заметен и значим существенный отход от утвердившейся на Западе практики в постановке этого вопроса в уставе и регламентирования университетского преподавания.

Согласно новому уставу значительно увеличилось количество профессоров и кафедр. Если в первом уставе в университете полагались 28 профессоров (по числу наук учебного плана), то во втором названы уже 34 научных предмета, преподаваемых в университете, плюс общеуниверситетская кафедра богословия, не говоря о возросшем числе профессоров, и особенно преподавателей иностранных языков, а также «учителей искусств», т. е. фехтования, музыки, танцев, а в Харьковском и Казанском университетах еще и верховой езды.

Но главной новацией второго устава, подчеркнем еще и еще, была строгая упорядоченность организации учебного процесса и особенно постановка государственного контроля за его качеством. Если в первом уставе забота о качестве образования выражалась скорее в пожелании «преподавать курсы лучшим и понятнейшим способом», пополнять их «новыми открытиями, учиненными в Европе», и т. п., тем более не подкрепленная постановкой сколько-нибудь действенного контроля за качеством преподавания, то теперь уставом вводилась цельная и продуманная система мер, охватывающих все звенья управленческой структуры университета.

Происходило расширение и углубление образования за счет введения новых курсов и усиления внимания к классическому образованию. Так, на историко-филологическом отделении философского факультета вводились курсы греческой словесности и древностей и римской словесности и древностей. Не здесь ли закладывались основы фундаментальной академической подготовки, что впоследствии выгодно отличало русские университеты? В то же время на физико-математическом отделении существенно были усилены практические аспекты за счет введения в учебные планы таких учебных дисциплин, как технология, сельское хозяйство, лесоводство и архитектура. Как мы помним, эпоха С. С. Уварова была отмечена активным развитием профессионального образования, которое сопровождалось открытием технических вузов и специальных курсов при университетах.

Обязательное ношение форменной одежды было признано одним из важных средств укрепления дисциплины и «наружного образования», которое в глазах начальства являлось отражением воспитания нравственного в широком смысле этого слова. В 1837 г. министерством были составлены правила о форменной одежде студентов университетов. Испрашивая высочайшего разрешения студентам носить шпаги, министр представлял, что «с ношением шпаги как бы соединяется понятие о сохранении чести носимого мундира. Студенты, резко отличаясь от воспитанников средних учебных заведений и почитая себя как бы на службе, имели бы новое побуждение удерживаться от поступков, не согласных с правилами благовоспитанности и приличия». Сам император Николай I, по воспоминаниям современников, строго следил за соблюдением студентами формы и при встречах с нарушающими установленный порядок студентами лично назначал виновным взыскания, а университетское начальство получало выговоры за послабление.

Университет был открыт для вольнослушателей, которым предоставлялось право посещать университетские лекции и приобретать ученые степени по общим правилам. Все студенты, успешно окончившие курс, одинаково получали при вступлении в гражданскую службу чин 12 класса, а в военной службе право производства в офицеры через шесть месяцев. Всем преуспевающим студентам одинаково была открыта дорога к высшим ученым степеням. Для подготовки учителей и врачей при университетах по-прежнему состояли педагогический и медицинский институты, комплектуемые казеннокоштными студентами.

Согласно новому уставу значительно улучшалось материальное обеспечение университетов. Со вступлением в должность министра С. С. Уваров неоднократно доводил до высочайшего сведения бедственное положение университетов, при котором «нет никакой возможности требовать от них полезного влияния на распространение в государстве наук и на ход общественного образования». В результате ассигнования на нужды университетов были значительно увеличены, а оклады содержания учебного персонала возросли вдвое и втрое.

Устав 1835 г. внес настолько радикальную перестройку университетского строя России, что можно говорить о первой по-настоящему глубокой вузовской реформе, которая произвела весьма существенные изменения во всех без исключения звеньях высшей школы, прежде всего обогатив содержание, объем и, в конечном счете, повысив качество образования.

По мнению ее организатора министра просвещения С. С. Ува-рова, реформа преследовала три главные цели: «во-первых, возвысить университетское учение до рациональной формы и, поставив его на ступень, доступную лишь труду долговременному и постоянному, воздвигнуть благоразумную преграду преждевременному вступлению в службу молодежи еще незрелой; во-вторых, привлечь в университеты детей высшего класса в империи и положить конец превратному домашнему воспитанию их иностранцами; уменьшить господство иноземного образования, внешне блестящего, но чуждого основательности и истинной учености, и, наконец, водворить как между молодыми людьми высших сословий, так и вообще в университетском юношестве стремление к образованию народному, самостоятельному». Министр был озабочен решением реальных проблем, стремясь при этом учесть лучший зарубежный опыт, и подчеркивал необходимость преодолеть «господство иноземного образования».

Вот как описывает основные новации устава С. Рождественский в уже цитированном нами труде: «Отныне представлялось только ректору, как председателю правления, первоначально обследовать возникавшие среди университетской корпорации дела, дальнейшее производство которых должно было переходить уже в общие судебные учреждения. Попечитель, обязанный отныне жить в университетском городе, является уже первенствующим членом университета, "состоящего под его непосредственным начальством". "Он обращает внимание на способности, прилежание и благонравие профессоров, адъюнктов, учителей и чиновников университета, исправляет нерадивых замечаниями и принимает законные меры к удалению неблагонадежных". Попечитель наблюдает за деятельностью совета и правления, имея право председательствовать на них по своему усмотрению. Наконец, под непосредственным руководством попечителя состоит инспектор, избираемый им из военных или гражданских чиновников, и его помощники.

Ректор избирается советом из ординарных профессоров на 4 года и утверждается высочайшей властью. Власть его увеличена правом делать выговоры и замечания профессорам и чиновникам в случае замеченных с их стороны упущений и неисправностей. После освобождения университетов от обязанности управления учебными округами и уничтожения университетского суда власть и права совета оказались сильно ограниченными. По новому уставу все функции совета, состоящего из ординарных и экстраординарных профессоров, сведены к трем главным: избранию ректора, почетных членов и корреспондентов, профессоров и преподавателей; общему руководительству учебной частью; возведению в ученые степени».

Так виделись проблемы и приоритеты в начале ХХ в. Мы же с высоты начала третьего тысячелетия можем со всей определенностью сказать, что, в конечном счете, главной новацией устава, вместе с улучшением учебной и научной деятельности вуза, явилось повышение управляемости университетов, каждого в отдельности и системы в целом, как государственных высших учебных заведений. В этом процессе четко просматривается адаптация принципов западной университетской автономии и академической свободы к самобытной русской культуре и традиционным общественным и государственным устройствам. Так вырабатывалась своя собственная трактовка пределов применимости этих принципов в России. В начале ХХ в. Правительствующий Сенат даст разъяснение пределов университетской автономии, ограничив ее выбором руководящих органов, но не выходя за рамки государственной административно-управлен-ческой структуры.

Уставу 1835 г. не очень повезло в отечественной историографии, где ему была отведена преимущественно негативная роль как определенного шага назад по сравнению с первым уставом. Вот как описывается он в одном из последних и, пожалуй, наиболее полных исследований по теме - в уже упоминаемой нами монографии «Высшее образование в России. Очерк истории до 1917 г.» (М., 1995): «В 1835 г. принят новый университетский устав, ограничивающий университетскую автономию и академические свободы. Одним из инициаторов его принятия был министр народного просвещения С. С. Уваров. Его концепция высшего образования исходила из принципов российской государственности и культуры и воплощалась в формуле "православие, самодержавие и народность". Уваров выступил сторонником реорганизации учебных округов на бюрократических началах, ограничения университетской автономии, утверждения классицизма как основы общего образования, сословных ограничений в доступе к высшему образованию.

С новым устройством учебных округов в 1835 г. прежний порядок подчинения гимназий университетам заменялся на новый, и все дело образования поступало в непосредственное подчинение низшей, средней и высшей школы административной власти округа. Попечитель становился полновластным управляющим академической жизни» (С. 79).

И хотя авторы монографии воздерживаются от крайней и однозначной оценки, все же в ней доминируют негативные оттенки. А теперь сопоставим ее с новыми оценками, появившимися в современной литературе.

Выше уже говорилось о крутом повороте в историографии отечественной высшей школы, начало которому положило выступление В. В. Путина на VII Всероссийском съезде ректоров. Затем последовали два издания книги «Образование, которое мы можем потерять» (2002 и 2003 гг.) и множество журнальных публикаций.

Вот как, например, трактует проблему А. Андреев в статье «Национальная модель университетского образования»: «Введенный под руководством Уварова университетский устав 1835 г. был не шагом назад, как часто утверждалось в историографии, но наоборот, вперед к национальному российскому университету и его вхождение в "классическую эпоху". В идейном смысле смене уставов 1804 и 1835 гг. соответствовал переход в качестве ориентира от Геттингена к Берлину, т. е. от принадлежащей "всему миру" идеальной корпорации ученых (которая, надо сказать прямо, в России не удалась) к национальному университету под контролем и при обеспечении государства» (Высшее образование в России. 2005. № 2. С. 114). Проблема второго общего устава поставлена, наконец, с головы на ноги, что само по себе - крупный шаг вперед. Заслуживает внимания и введение в научный оборот новых данных о западной университетской практике, обогащающих наше знание всемирной образовательной истории.

И все же автору не удается полностью освободиться из-под довлеющего влияния прежней методологической установки, что помешало ему рассмотреть очевидные процессы и явления. Об этом свидетельствует, в частности, подробное перечисление всех новаций устава, которые, по мнению А. Андреева, характеризуют отказ русских университетов от несоответствовавших «классической модели» черт и переход «от Геттингена к Берлину». По трактовке, предложенной автором, и сам С. С. Уваров, по сложившейся в литературе традиции, ретроград и последовательный проводник идей Николая I, но вопреки очевидным фактам выглядит сторонником идентификации русской университетской системы по западным образцам. Равно как и его августейший патрон. Но вряд ли можно с этим согласиться. Они-то как раз и были самыми верными последователями Петра I и Ломоносова и продолжателями их дела, пролагая новые пути университетского строительства. Достаточно вспомнить формулу С. С. Уварова: «Приноровить общее всемирное просвещение к нашему народному быту, к нашему народному духу», которую никак нельзя растолковать в смысле идентификации.

Как мы видели из краткого обзора норм второго общего устава в сравнении с первым уставом, а также из полемики вокруг их подготовки, составителей и деятелей отечественного образования меньше всего интересовали подробности западной университетской практики, и они руководствовались скорее жизненным опытом и здравым смыслом. Возможно, они им были не очень хорошо известны. И, наверное, к счастью, ибо в противном случае мы ничего не знали бы о министре Уварове и не имели бы Императорского высшего технического училища, созданного отнюдь не по западным образцам. Да не имели бы и самой русской модели в полном и точном смысле слова, как она представлена в речи В. В. Путина. Зато русские подвижники образования хорошо знали свою отечественную историю, что и помогло им принимать адекватные решения, ставшие условием появления на образовательном пространстве русских моделей образования.

Разработка и принятие второго общего устава тесно связаны с именем министра народного просвещения С. С. Уварова. Он был едва ли не первым во властных структурах, кто восстал против непомерного преклонения перед зарубежным образованием, выступив за утверждение в школе начал традиционной на Руси державной централизации и самобытной русской культуры, одну из главных опор которой составляла православная этика (отнюдь не отказываясь от полезных зарубежных заимствований). Великая Отечественная война задним числом оправдала его усилия по предотвращению протестантской экспансии в школу, что долгие годы ставилось ему в вину, в то время как следовало поставить в заслугу.

Трудно себе представить судьбу отечественной высшей школы в условиях войны, если бы на место традиционных православных ценностей с их соборностью и жертвенностью, проникнутых высокой духовностью и идеей коллективного спасения, пришли индивидуализм, прагматизм и трезвый холодный расчет!

В основу деятельности Министерства народного просвещения С. С. Уваров положил принципы русской государственности и культуры. Он видел свою главную задачу в том, чтобы «приноровить общее всемирное просвещение к нашему народному быту, к нашему народному духу».

Учитывая особое место С. С. Уварова в истории отечественной школы и доныне не преодоленные разногласия в его оценке в литературе (а теперь еще появилась версия о якобы присущих ярому государственнику либеральных настроениях), посвятим ему особый раздел в нашей работе. Но прежде познакомимся с краткой исторической справкой о главном детище Николая I, к становлению и развитию которого немало усилий приложил и С. С. Уваров, - Императорском высшем техническом училище. Оно, с одной стороны, ярко высвечивает особенности образовательной политики России, идущей вразрез с принятыми на Западе нормами. А с другой стороны, наилучшим образом демонстрирует в развитой форме русскую модель образования. И заодно проливает дополнительный свет на проблему национальных моделей образования, представленную в последних публикациях официальной исторической и педагогической науки.